ПРОЗА АРМЕНИИ: « АРМЕН»

Севак Арамазд (Севак Ованесян) родился в 1961 году в Армении, в селе Гегашен. Окончил факультет германистики Ереванского университета иностранных языков им. В.Я. Брюсова, после чего обосновался во Франкфурте-на-Майне, где в университете изучал новую немецкую литературу и философию.

Вначале Севак Арамазд выступал как поэт, издав в Ереване три книги стихотворений. В 2003 году в Москве в переводе на русский язык вышел его однотомник избранных стихов «Разомкнутый круг». Юнна Мориц, обычно скупая на похвалы, в своём вступительном слове назвала автора «глубоким, сильным, метафизическим поэтом», причастным «к энергетическим потокам мировых культур, философий, религий». Свой первый роман «Сам» Севак Арамазд издал в Ереване в 1993 году. За ним последовали другие прозаические произведения. Ныне выходит в свет его новый роман «Армен», отрывок из которого предлагается вниманию читателей «ЛГ». Это сложное, многослойное произведение. Его герой – молодой армянин, силой неумолимых обстоятельств вырванный из привычного мира и оказавшийся на чужбине.

Альберт НАЛБАНДЯН

Добравшись до тихой и безопасной поляны, молодой человек по имени Армен остановился и прислушался, тяжело дыша и внимательно глядя по сторонам. Сюда не доносилось ни звука. Вытянувшиеся деревья самозабвенно пили тишину заката, точно старались не уронить ни капли льющегося с неба драгоценного света, который тем не менее ускользал от них, падал на землю и рассыпался в траве. Казалось, лес трепещет и содрогается каждым листком. «Как я…» – мелькнуло у него в голове, и внезапно он почувствовал лютый голод. Хотел положить рюкзак на землю, но безотчётно рванулся вперёд и на ходу дрожащей рукой вытащил из рюкзака небольшой прозрачный пакет с круглыми пирожками величиной с грецкий орех. Он купил их при входе в село у сидевшей на обочине дороги старухи, при этом ему бросилось в глаза сходство между её маленькой круглой фигурой и испечёнными ею пирожками. Сейчас, вспомнив изучающе-подозрительный взгляд старухи, когда она протянула ему пакет, молодой человек пожалел о своём неуместном великодушии и подумал, что, не остановись он возле неё и не потеряй время на покупку, он не встретил бы тех троих, что хотели его убить.

Дело в том, что в этом небольшом селе, приютившемся в уголке лесистой долины, при невыясненных обстоятельствах погиб двенадцатилетний мальчик, сын старосты села, его труп нашли недалеко от ветхого и уже покинутого жилища, в котором жил какой-то чужеземец; все решили, что именно он убил ребёнка – убил и скрылся. Молодой человек случайно забрёл сюда в поисках работы и узнал об этом от местного мальчугана, когда попросил его указать дом старосты, но тот, сбивчиво рассказав о случившемся, испуганно повернулся и удрал. В тот же миг молодой человек почуял, что в пустынности этого укрывшегося в лесу маленького села таится засада, и ему захотелось вернуться обратно, но в это время, преградив ему путь, из-за деревьев вышли три свирепых типа и угрожающе двинулись на него. То, что последовало за этим – шум, крики, брань, удары, обрушившиеся на него со всех сторон, – было каким-то кошмаром, от которого в памяти остались смутные, бессвязные обрывки. Отчётливо помнил он лишь то, что во время всей этой неразберихи его не покидало чувство глубокого, непостижимого стыда и страх перед тем, что он может упасть, и это будет конец; а потом в какой-то момент драки его ослепил блеск узкого лезвия, и он яростно набросился на того, кто был с ножом, заломил ему руку, заставил его выпустить оружие из своих ослабевших потных пальцев и, не обращая внимания на двух остальных, продолжавших осыпать его ударами, подобрал нож и забросил его в гущу деревьев; один из нападавших тут же рванулся за ним, двое оставшихся опешили, не зная, что делать, и он, воспользовавшись заминкой, подхватил упавший на землю рюкзак и скрылся…

Молодой человек поднёс пирожок ко рту, но ему почудился звук шагов за спиной. Он тревожно оглянулся, однако на тропинке никого не было, только жужжание нескольких кропотливых вечерних жуков на поляне нарушало тишину леса. Внезапная мысль о том, что недавнее происшествие – вовсе не недоразумение, а как бы неизбежное возмездие, вызвала в нём смутное и гнетущее чувство, точно именно он стал причиной гибели ребёнка. Он вспомнил, как его уверения в невиновности наталкивались на удручающее непонимание: те трое поначалу только орали и угрожали, к действиям они перешли после того, как его собственные объяснения неожиданно для него самого стали звучать неубедительно и он, подавленный, невольно опустил голову: в ту минуту ему показалось, что он в самом деле убил ребёнка…

– Им было ясно только одно: ребёнка убил чужак… – прошептал молодой человек и с удивлением почувствовал, что это, как ни странно, правда – независимо от того, что произошло в действительности. Вот, оказывается, что имеют в виду, говоря «чужбина», – это обречённость, причём неважно, виновен ты или нет.

Он сел на траву, не представляя, что делать дальше. Впервые в жизни он со всей остротой осознал безвыходность своего положения. Медленным взглядом обвёл окрестность: лес равнодушно молчал, погрузившись в себя и словно чего-то ожидая… Чего?.. Того, что уже бывало сотни, тысячи, бессчётное множество раз! Но это жизнь леса, не имеющая к нему никакого отношения. И трава, на которой он сейчас сидит, не имеет к нему отношения. Так же, как и ничтожный муравей, который запутался в волосках его запястья и мечется, ища выхода. Глаза молодого человека увлажнились…

Он родился в стране Армении, в затерянном среди высоких гор маленьком селе Сар, чьи разбросанные дома почти сливаются с утёсами и валунами. Дом, в котором он появился на свет и вырос – единственным ребёнком своих родителей, – рухнул в одночасье в тёмную, ненастную осеннюю ночь от неожиданного и страшного подземного толчка. И сейчас, когда он вспомнил заплаканное лицо матери и невыразимое отчаяние отца, молча и потерянно стоявших над руинами, сердце его разрывалось на части. Показалось, что причина их горя – только он и его беспомощность. И горькое чувство, не покидавшее его с того дня, как он попал в эту чужую и далёкую страну, вспыхнуло в нём с новой силой: он точно упал с непостижимой высоты и приземлился здесь, в этом месте, представляющем огромную ухабистую равнину, некое безымянное пространство, как бы убегающее из-под ног одновременно во все стороны. Он, всегда живший рядом с небом, выше облаков, чуть ли не в обнимку с солнцем, слышавший ночной шёпот звёзд, хватавший стремительный ветер за гриву, растворявшийся в молчании бездонных пропастей, оказавшись здесь, в этой стране, чувствует, что его четвертуют четыре стороны света, что он расщепляется, рассеивается в непроглядных туманах далёких горизонтов. И тогда заплакал молодой человек по имени Армен, сидя на глиняном полу этой страны, понимая, что это его судьба и с нею – хочешь не хочешь – надо смириться. Так нашёл он способ не ропща переносить её капризы в чужом краю, и так было до сегодняшнего дня, до случая в этом богом забытом селе, где ему открылось истинное лицо чужбины, и он содрогнулся так, словно впервые заглянул в глаза смерти…

Он отправил в рот и попробовал разжевать пирожок, но тот, несмотря на аппетитный вид, оказался на удивление чёрствым и твёрдым, как орех. От боли в дёснах он чуть не взвыл. Потом сиротливо съёжился и лишь теперь обратил внимание, что всё тело у него ноет от жестоких побоев. Особенно сильно болел нос. Он осторожно ощупал его: нос распух и был словно сдвинут в сторону. Ладонью вытер губы – увидел кровь. Кровь была и на пирожке. Он ощутил во рту вкус крови. И тут до него дошёл истинный смысл того, что произошло. Будто кто-то неведомый пытался его унизить…

– Не выйдет! – глухо прошептал он, выплюнув красную слюну и сжав губы.

Волна безудержного гнева поднималась в груди и наполняла его какой-то непривычной силой. То была сила жизни. Сила его жизни. Его сила. И никто не может отнять у него эту силу…

Он ещё немного посидел, потом легко вскочил на ноги и решительной походкой продолжил путь.

2
Выйдя из лесу и проходя над мутной и хмурой рекой, отделявшей лес от степи, он на минуту остановился на мосту и осмотрелся. Далеко-далеко падающий шар солнца, кажется, с неслышным отсюда грохотом ударился о горизонт и рассыпался; при этом его раскалённые лучи брызнули во все стороны, наполнив бескрайнюю степь равнодушной пылью вечернего безмолвия. Мир был так огромен, а путей-дорог в нём так много, что впору было отчаяться, и сердце Армена сжалось от неясной тревоги: куда он попал, как и зачем?.. В следующее мгновение он впервые ощутимо понял, что погружённая в море теней земля кругла, и душу его неожиданно переполнила радость: он открыт и для жизни, и для смерти, и для победы, и для поражения…

Дойдя до первого перекрёстка, он снова немного помешкал: дороги, точно бесчисленные морщины, бороздили темнеющее лицо страны; где-то далеко отсюда едва угадывались в наступающих сумерках посёлки, сёла, города, напоминающие то здесь, то там случайно выросшие в этой бесплодной и бескрайней степи густые кустарники, и Армен испытал то же чувство, что и при встрече с торговкой пирожками, неподвижно сидевшей на обочине дороги. «Будто морщинистое лицо той старухи», – подумал он о земле, по которой шёл.

Слева от него по узкой и бугристой дороге двигалось тёмное пятно. Непроизвольно Армен тоже повернул влево: наверняка это человек, у которого можно что-то узнать. Немного погодя навстречу ему из сумерек выплыло какое-то существо, припадавшее на одну сторону. По лёгкому покачиванию вытянутого тела Армен догадался, что это собака. Заметив человека, она замерла, втянула носом воздух, а затем продолжила путь. По всей вероятности, это был бродячий пёс, побитый и голодный. «Как я…» – подумал Армен и, остановившись, достал из рюкзака пирожок и протянул его навстречу собаке. Та, к удивлению Армена, сделав большой крюк, обошла его и равнодушно побежала дальше; судя по всему, конечным пунктом её маршрута был лес, где она намеревалась переночевать. Армен посмотрел ей вслед, и спустя мгновенье мурашки поползли у него по телу: это был вовсе не бродячий пёс, а самый настоящий волк; остановившись на перекрёстке, он тоже обернулся и посмотрел на Армена сверкнувшими в полумраке глазами. Некоторое время Армен и волк не сводили друг с друга взгляда. Потом волк отвернулся и медленно удалился в сторону придорожных кустов, а Армен продолжил путь.

Солнце уже зашло, однако ало-оранжевое зарево всё ещё освещало горизонт, и от этого вокруг казалось ещё темнее, чем было на самом деле. Армена не покидало чувство, что он месит ногами уплотняющийся сумрак. Тишина дороги поглощала звуки его шагов. Ноздри ему щекотал терпкий смешанный запах пыли и собственного пота. Он уверенно шёл вперёд, не глядя под ноги, искусно обходя при этом рытвины и ухабы, поскольку вырос среди скал и ущелий и здешние дороги были для его привычных ступней детской игрой. Внимательно глядя по сторонам, он всматривался в каждый камень и кустик, ибо знал: он здесь не один, степь незримо, но так же внимательно следит за каждым его движением. И это чувство взаимопочитания согревало ему душу…

Спустя немного времени слух его уловил какие-то новые звуки; обернувшись, он уставился в темноту: глухое, мерное громыхание, словно доносившееся из-под земли, постепенно приближалось, вскоре к нему присоединился монотонно-ритмичный топот. Армен невольно затаил дыхание, когда из темноты перед ним выросло нечто огромное, фыркающее и вздыхающее, и в тот же миг он уловил знакомый запах лошади и травы. Это была обычная крестьянская телега, которую тащила лохматая лошадь. На козлах развалился дюжий сельчанин; по-видимому, он возвращался из лесу. Поравнявшись с Арменом, телега остановилась. Обрадованный Армен дружески поздоровался с возницей и подчёркнуто любезно поинтересовался, может ли тот подбросить его до ближайшего населённого пункта. Возница не удостоил его ответом, он сидел молча и неподвижно, его голова чётко вырисовывалась на фоне угасающего горизонта, но лица не было видно. Армен не мешкая сел в телегу, и та тут же покатила дальше.

– В ваших краях много волков? – начал Армен разговор, удобно устроившись на мягкой соломе. – Я только что встретил одного. Сперва мне показалось, что это собака, а пригляделся – волк… – Армен улыбнулся.

Возница никак не отреагировал. Видимо, это был угрюмый и неразговорчивый сельский мужик, не склонный к дружеским беседам.

Армен немного смутился, потом, вспомнив о пирожках, извлёк из пакета несколько штук и, придвинувшись к передку телеги, благодарно протянул их вознице.

Возница не шевельнулся, не повернул головы. Армен в недоумении отдёрнул руку, в голове у него пронеслась мысль о том, что вот так же и волк отверг протянутый им пирожок, и его охватило странное чувство. Армен проглотил слюну и попытался получше разглядеть возницу, но, кроме лохматых, не знавших гребня волос и тёмного профиля, ничего невозможно было разглядеть. Вскоре он забыл о вознице и поднял глаза к небу, сгущавшийся мрак которого словно стремился подчинить себе всё пространство. Армен невольно сравнил его с небом над родным селом – высоким и бездонным, переливавшимся весёлым и ярким фейерверком бесчисленных звёзд. Убаюканный покачиванием телеги и монотонным топотом копыт, он вскоре задремал, погрузившись в мир сладких сновидений и согревающих душу воспоминаний…

Он проснулся в мучительной тревоге: приснилось, что на лицо ему наброшена невидимая металлическая сеть, от которой он не может освободиться – изо всех сил пытается оттолкнуть её руками, но запутывается в ней ещё больше. Армен откинулся на борт телеги, почувствовал острую боль в спине и окончательно пришёл в себя. Была уже глубокая ночь. На непроглядном небе висела круглая, похожая на фонарь луна. Степь затопили смутные тени, сумрак и тишина, в которой скрип телеги казался каким-то потусторонним звуком, доносящимся из неведомого далека. В лицо им дул пронизывающий ветер, казалось, он идёт откуда-то сверху, чуть ли не с самой луны. Возница сидел так же неподвижно, за всё это время его поза совершенно не изменилась. Чёрная, расплывчатая глыба его фигуры выглядела ещё более жутко и таинственно; скупой лунный свет удивительным образом обтекал её, и видна была лишь огромная тень, отбрасываемая на дорогу. Внезапно тьма вокруг стала ещё непроглядней, будто телега въехала под какие-то мрачные своды. С трудом повернув голову, Армен увидел слева от себя большую гору, совершенно неуместную на этой пустынной равнине. Вид у неё был странный: неестественно острая вершина и зигзагообразные очертания склонов, от которых исходил тусклый серебряный отблеск.

– Что это за гора? – повернулся Армен к вознице. – Вид у неё необычный…

Возница и на этот раз ничего не ответил. «Может быть, он глухонемой?..» – подумал Армен. Его охватил страх, сердце тревожно заколотилось. Ему захотелось вскочить с места и встряхнуть возницу – зачем, он и сам не смог бы объяснить, – когда телега резко свернула вправо и, немного проехав, остановилась. Армен глянул в сторону возницы, но перед ним был лишь непроницаемый мрак. Он тем не менее хотел спросить у него что-то ещё, но почувствовал, что не может. Непроизвольно соскочил с телеги и подошёл к нему, чтобы хотя бы попрощаться, но телега неожиданно тронулась с места. Армен замер, ему почудилось, что он видит сквозь мрак большие и сверкающие глаза возницы…

Какое-то время он ошеломлённо смотрел вслед телеге, которая словно растворилась в темноте. Не было слышно ни скрипа, ни топота копыт. Армен сделал несколько шагов, но с удивлением обнаружил, что тут нет дороги, только бугристая равнина с небольшими курганами и колючим кустарником. Армен пожал плечами и вернулся. Когда он вышел на дорогу, перед ним снова возникла гора, чья смутная тень властно возвышалась на фоне беззвёздного неба; она казалась недоступной и была похожа на гигантскую колонну, подпирающую небосвод. Гора непреодолимо притягивала его к себе. Он пересёк дорогу, продрался через кустарник и направился к ней. Подойдя ближе, ошеломлённо остановился: гора испускала тошнотворный запах, от которого у него закружилась голова. Наверняка это была мусорная свалка какого-то ближайшего города. Армена развеселила неожиданная мысль: разве невозможно разгрести эту гигантскую, зловонную кучу мусора? Конечно, возможно. Если захотят, он мог бы это сделать. Один. Без чьей-либо помощи. Он будет работать день и ночь, пока от горы не останется и следа. Её просто не будет, она перестанет существовать, исчезнет вместе со своим смрадом. И за всю работу ему заплатят столько, что вполне хватит на ремонт отцовского дома… Эти мысли так окрылили Армена, что он погрузился в мечты: представил обновлённый родительский дом – высокий, крепкий и светлый… Он деловито подошёл вплотную к подножью мусорной горы. Внимательно всмотрелся – постепенно свалка стала ему чем-то нравиться, даже вонь уже не казалась такой невыносимой. «Это всего лишь запах… – подумал он, – такой же, как любой другой…» Он похлопал ладонью по нескольким разбитым бочкам, наполненным грязью и какой-то маслянистой жидкостью, и те ответили глухим гулом. «Она могла быть и больше…» – решил он, скользнув взглядом от подножья до вершины горы. Из ближайшей тёмной щели послышались звуки крысиной возни, потом одна из крыс с отчаянным писком выскочила наружу и испуганно метнулась прочь, а вслед за нею появилась другая, более крупная, и яростно бросилась вдогонку. Первая крыса с невероятной скоростью достигла вершины горы и там исчезла; вторая же, на ходу передумав, вернулась, смело прошла недалеко от ног Армена и влезла в какую-то чёрную и круглую дыру. Ему сейчас нравились даже эти крысы…

Определившись в своих дальнейших планах, он хотел повернуть обратно, как вдруг ему почудились далёкие человеческие голоса. Обойдя бесформенные груды металла, он вышел к противоположной стороне горы и остановился у довольно большой воронки, глубокой и тёмной. Ничего нельзя было разглядеть. Он хотел повернуть обратно, когда снова услышал те же звуки, но уже отчётливее. Пройдя по краю воронки, Армен обогнул её и поднялся на окаменевший песчаный пригорок. Взору его предстал залитый лунным светом противоположный склон мусорной горы, который он не мог видеть со стороны дороги и который, казалось, простирался до самого горизонта. Повсюду на этом пространстве – снизу и почти до вершины – копошилось множество людей. С превеликим усердием они рылись в мусорной куче и время от времени издавали радостные крики, находя что-то нужное: пустую бутылку, кусок материи, книгу, ведро или лезвие лопаты… Это были нищие, бездомные бродяги, пьяницы и наркоманы, убогие и увечные люди, которых Армен иногда встречал во время своих скитаний. Мужчины и женщины, молодые и старые, больные и здоровые – в грязных лохмотьях, опустившиеся, с одутловатыми лицами, с застывшим безразличием в глазах… Армен нахмурился, наблюдая эту безрадостную картину. Взгляд его остановился на пожилой женщине и мужчине среднего роста, которые одновременно нашли нечто похожее на одеяло и теперь орали друг на друга, желая им завладеть. Женщина, по-видимому, пыталась доказать, что она первая нашла одеяло, выкрикивая что-то хриплым голосом; мужчина утверждал обратное и осыпал женщину проклятиями. Спор кончился тем, что к ним, хромая, подошёл человек с большой головой и внушительной фигурой. В руке он держал за горлышки гроздь пустых бутылок. Человек этот что-то сказал спорящим и торжественно встал рядом с ними, сверкая горящими глазами. Некоторое время громила выжидал, с безучастным видом поглядывая по сторонам, и вдруг схватил одеяло своей огромной ручищей и стал стремительно спускаться по склону. Мужчина бросился за ним, но споткнулся в скользкой жиже, упал и скатился в какую-то яму. Женщина с воплями поспешила ему на выручку. Она уселась рядом, положила его голову себе на колени и принялась гладить его и успокаивать. Мужчина вдруг резко вскочил и стал лихорадочно разгребать то место, на которое упал. Вскоре он вытянул из-под груды мусора кожаную безрукавку, издал ликующий крик и подпрыгнул от радости. Какое-то время женщина смотрела на безрукавку с грустной и завистливой улыбкой, потом уронила голову на колени и съёжилась. Мужчина немного подумал, бросил безрукавку ей на плечи и стал двигаться к вершине, по пути с новой энергией разгребая мусор толстой палкой, которую он нашёл неподалёку…

Армен опустил голову и уставился себе под ноги. Так было надёжнее: голоса людей, их крики, плач, смех теперь словно доносились издалека. Зачистить это место, убрать гору мусора – значит лишить этих людей последней надежды…

Он спустился с пригорка и вошёл в кустарник. Остановившись у края дороги, бережно стряхнул с одежды пыль и приставшие колючки и, прежде чем продолжить путь, оглянулся: гора мусора незыблемо стояла между землёй и небом, и, казалось, ничто не в силах нарушить её безмятежный и величественный покой…

Армен повернул голову, осторожно ощупал секретный внутренний карман на поясе: те небольшие деньги, что он заработал, очистив колодец в одном из крестьянских дворов, были на месте. Он улыбнулся и закинул рюкзак на плечо.

Перевёл А. НАЛБАНДЯН